главная страница

Опубликовано в:
Проблемы российской истории. Вып. XI. Москва - Магнитогорск: ИРИ РАН, МаГУ, 2012. С. 295-308.

Кириллов А.К.

М.И. Боголепов,
Томский университет
и университетская политика в начале XX века
 [*]


   Аннотация. Опираясь на документы из личного дела профессора Томского университета М.И. Боголепова, автор подробно разбирает историю его принятия в число университетских преподавателей. Этому принятию предшествовало полугодовое противостояние между университетом и Министерством народного просвещения по вопросам о праве М.И. Боголепова читать лекции в должности приват-доцента и о размере его зарплаты. В статье доказывается, что "случай Боголепова" был важным эпизодом в борьбе университета за право предоставлять своим преподавателям льготные условия, необходимые для решения проблемы кадров. Томская история служит наглядным примером борьбы университетов за каждую крупицу самостоятельности в условиях охранительного университетского устава.

   
   Томский университет - самый молодой российский университет начала XX в. Кое-что было здесь ещё не так, как в Европейской России. В том числе и в подборе кадров [1]. Но излагаемая ниже сугубо томская история даёт новые факты для понимания всей системы взаимоотношений университетов с правительством в эпоху действия консервативного "деляновского" устава 1884 г. Хорошо известно, что после 1884 г. власть чиновников над университетскими кадрами стала почти безграничной - вплоть до того, что при появлении профессорской вакансии министр имел право не доверять избрание кандидата университету, а назначить любого доктора наук самостоятельно. Известно и вредное воздействие этого права на кадровый состав российских вузов в конце XIX в. Но уже Г.И. Щетинина вскользь отмечала, что недостаток квалифицированных специалистов лишал правительство возможности механически воплощать крайнюю норму закона. "В действительности дело обстояло сложнее" [2].
   Дополнительную сложность делу придала Первая российская революция, вынудившая власть на уступки не только крестьянам и рабочим. Специально изучавший университетскую политику конца XIX - начала XX в. А.Е. Иванов выделяет 1905-1907 гг. как особый период в университетской политике. Одну сторону этой политики характеризуют либеральные "Временные правила" 27 августа 1905 г., восстановившие выборность ректоров и деканов (хотя и с сохранением за министром права отказать в утверждении выбранных). С другой стороны, "с октября 1905 г. правительству удалось возобновить наступление на университеты" (хотя "вплоть до 1908 г. инициатива в управлении высшей школы не находилась в его руках") [3]. Положение, таким образом, стало менее определённым, поиск баланса между законом и жизнью - более сложным.
   Яркий пример такого поиска представляет история будущего членкора АН СССР, экономиста Михаила Ивановича Боголепова. Ему дважды довелось оказываться яблоком раздора между Томским университетом и Министерством народного просвещения. Второй (по хронологии) случай связан с замещением административных должностей. Не прошло и восьми лет после окончания Боголеповым Томского университета, как родной Юридический факультет избрал его (на исходе февраля 1911 г.) своим деканом. В это время ещё не успели утихнуть знаменитые события в Московском университете, приведшие к отставке более чем сотни профессоров и доцентов в знак протеста против действий Министерства народного просвещения. В такой обстановке утвердить "политически неблагонадёжного" Боголепова, к тому же выбранного факультетом на место другого "неблагонадёжного" (И.А. Малиновского, отклонённого министерством осенью 1910 г.) значило бы для министерства сдать свою позицию. Боголепов утверждения не получил и вскоре покинул университет.
   История завершения университетской карьеры Боголепова в общих чертах давно известна исследователям [4]. В тени яркого финала остаётся начало этой карьеры. Между тем, тщательный разбор материалов, сохранившихся в личном деле профессора, позволяет убедиться, что сложная история приёма Михаила Ивановича в число университетских преподавателей - больше, чем частный случай. Это - веха на пути выработки системы взаимоотношений между Томским университетом и правительством.
   Для начала обратимся к "формулярному списку о службе" профессора Боголепова - краткому перечню ступенек его служебной лестницы в Томском университете [5]. Студент Боголепов окончил университет в июне 1903 г. Полтора года спустя (6 января 1905 г.) было получено министерское разрешение на оставление его при университете "для подготовки к профессорскому званию". Ровно через два года после этого (8 января 1907 г.) попечитель Западно-Сибирского учебного округа "разрешил принять г. Боголепова в число приват-доцентов Императорского Томского Университета". Ещё месяц спустя, с "высочайшего" разрешения, новоявленного приват-доцента допустили к чтению лекций по финансовому праву (с соответствующим должности жалованием в 2400 р.). В марте того же 1907 г. Боголепов стал к тому же и ассистентом при Студенческом юридическом кабинете с поручением практического руководства занятиями студентов по политической экономии и финансовому праву (за дополнительных 600 р. в год).
   Итак, за два года с января 1905 по январь 1907 г. недавний выпускник не только перешёл в разряд "подготовляющихся к профессорскому званию" (на современный манер - аспирантов), но и поднялся на следующую, приват-доцентскую, ступеньку, обычно доступную лишь тем, кто уже защитил магистерскую диссертацию. До сих пор развитие карьеры молодого экономиста выглядит лёгким и гладким. Эта кажущаяся лёгкость стоила факультету немало усилий.
   Начать с того, что задержка в полтора года между выпуском из университета и принятием в магистратуру зависела не от Боголепова и не от университета. История эта подробно освещена С.А. Некрыловым [6]. Первое ходатайство об оставлении способного выпускника при университете было направлено ректором ещё в сентябре 1903 г., второе - в апреле 1904 г., но дело затягивалось из-за имевшегося у Боголепова строгого выговора (с предупреждением об отчислении) за участие в студенческих беспорядках.
   К тому времени, как долгожданное министерское разрешение наконец достигло университетской канцелярии, Боголепов был уже человеком семейным, с женой и малым ребёнком. Положенные "приготовляющемуся к профессорскому званию" 50 рублей в месяц, завидные разве что для студента, отнюдь не удовлетворяли его потребностей. Пытаясь удержать Михаила Ивановича от ухода в сторонние заработки, факультет тогда же (весной 1905 г.) пытался устроить его ассистентом при Студенческом Юридическом комитете, что дало бы ещё 600 рублей годового дохода [7]. Всего получилось бы 1200 рублей. Начинающим чиновникам (с высшим образованием) такой суммы хватало - значит, факультет имел основания надеяться, что хватит и начинающему исследователю. Однако попечитель учебного округа, утверждению которого подлежали даже незначительные кадровые перемены, ответил отказом: "г. Боголепов, состоя профессорским стипендиатом, не может в то же самое время быть назначенным и исправляющим должность ассистента при какой-либо из кафедр юридического факультета" [8].
   Больше года прошло без каких-либо подвижек в университетской карьере Боголепова, и только 31 августа 1906 г. декан Юридического факультета Иван Александрович Базанов вновь упомянул его имя в ходатайстве на имя ректора [9].
   Ходатайство начиналось с напоминания о том, что на факультете до сих пор остаются вакантные кафедры. Из них на кафедру финансового права (пустующую после смерти П.С. Климентова) факультет, с подачи М.Н. Соболева, решил пригласить своего выпускника. Михаил Николаевич Соболев - фигура в этом деле не случайная. Молодой профессор (на 10 лет старше Боголепова), популярный у студентов, он входил в число заметных общественных деятелей Томска. После 1904 г., когда оборвалась недолгая, но яркая жизнь ещё более молодого томского профессора Петра Степановича Климентова ("учителя и друга" Боголепова, по собственному выражению последнего), именно Соболев оказался особенно близко связан с начинающим политэкономом.
   Характеризуя своего подопечного, Соболев отметил, что на магистерском экзамене и в научных работах Боголепов обнаружил большую эрудицию и богатые познания по теории и практической истории финансов, что позволяет поручить ему лекции по финансовому праву. Факультет поддержал это предложение и проголосовал за то, чтобы назначить Боголепову нагрузку 4 часа в неделю с платой 3000 руб. в год.
   В отношении на имя ректора факультет не ограничился изложением этого решения, но посчитал необходимым привести дополнительные доводы в его пользу. Первый из доводов - то, что кафедра финансового права пустует "ввиду отсутствия докторов и магистров финансового права, которые пожелали бы её занять". Второй - то, что Боголепова, если он переходит на работу в университет, надо избавить от необходимости искать побочных заработков. Между тем, "содержание в 3000 р. является скромным обеспечением в Томске при чрезвычайной дороговизне жизни", а Боголепов уже зарабатывает "литературным трудом в С.-Петербурге" до 4000 р. в год.
   Доводы факультета показывают, что принятое решение рассматривалось как чрезвычайное сразу в двух отношениях: недостаточный по формальным признакам уровень квалификации претендента и повышенная зарплата [10]. С другой стороны, "чрезвычайность" такого рода уже вошла в систему: факультет напоминал, что в недавней истории уже был прецедент "назначения приват-доценту с обязательным курсом трёхтысячного содержания" (П.М. Богаевский) [11]. Выражение, которое определённо указывает на пункт, вызывавший наибольшие опасения факультета. Утверждение Боголепова приват-доцентом воспринималось как исключение, требующее веского обоснования, но всё-таки весьма вероятное; назначение трёхтысячный зарплаты - как менее вероятная перспектива.
   Несмотря на прецедент, с утверждением нового лектора возникли сложности. Совет университета принял решение уже 9 сентября, но лишь 13 октября составленное на его основе отношение ректора было отправлено попечителю учебного округа. Причина этой задержки неясна. В условиях уже начавшегося семестра даже такая задержка была почти катастрофической; впрочем, быстро выяснилось, что это ещё цветочки. В ответ на отношение ректора попечитель округа затребовал дополнительных разъяснений.
   Попечителем Западно-Сибирского учебного округа в это время уже семь лет как состоял Леонид Иванович Лаврентьев. Сам юрист по образованию, он крепко не любил томских профессоров-юристов ("которым нужны не тишина и порядок в университете, а политика"). Зато любил порядок в духе Николая I, при котором начиналась его сознательная жизнь [12].
   Вот что прочитал он в отношении, полученном от ректора: "Согласно постановлению Совета Императорского Томского университета, прилагаемому при этом в выписке, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство не отказать в ходатайстве пред Г. Министром народного просвещения [как] о разрешении поручить приват-доценту Боголепову чтение в 1907 г. обязательного курса финансового права, так и о назначении ему за это вознаграждения в размере 3000 р. в год из остатков от содержания личного состава университета, по соображениям, изложенным в журнале" [13].
   Конечно, попечитель хорошо помнил, что не утверждал Боголепова приват-доцентом, и понимал, что ни в каком другом университете зелёный магистрант не мог успеть получить это звание. На представление ректора попечитель отвечал быстро (уже на следующий день) и, по-видимому, не без ехидства: "Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сообщить мне, в дополнение к представлению Вашему от 13 текущего октября за № 5234, когда, какою властью и в какой университет был принят в число приват-доцентов упоминаемый в том представлении г. Боголепов" [14].
   Декан Базанов, которому этот запрос был спущен из ректората, начал свой ответ решительно: "Г. Боголепов никогда, никакою властью и ни в какой Университет в число приват-доцентов принят не был, почему и в представлении Юридического Факультета Томского Университета он не называется приват-доцентом какого-либо из Российских Университетов. Если же г. Боголепов назван в представлении Томского юридического Факультета приват-доцентом, то это сделано потому, что он получил 14-го апреля сего года от Томского Юридического Факультета свидетельство на право преподавания в звании приват-доцента" [15]. Формулировка составлена с едва скрываемым раздражением, основания для которого отчасти разъяснены в уже приведённой цитате, отчасти разъясняются ниже. В первом же (процитированном) абзаце декан напоминает азы университетского чинопроизводства: есть звание приват-доцента определённого вуза, подразумевающее работу в этом вузе ("приват-доцент in concreto", как выразился Базанов чуть ниже) - для этого требуется утверждение попечителя. Но есть звание приват-доцента "in abstracto" - независимая (от государства) оценка профессиональных качеств человека, даваемая профессионалами. Её получение не означает устройства на работу приват-доцентом, а потому соответствующее решение факультета и не требует утверждения попечителем (как не требует его решение учёного совета, присуждающего степень магистра после защиты диссертации). Такая система может удивить университетского сотрудника XXI в. (привыкшего к тому, что устроиться доцентом в какой-либо вуз проще, чем "получить ваковского доцента"), но для Л.И. Лаврентьева она была хорошо знакомой повседневной действительностью. Отказ в утверждении университетского ходатайства выглядит при таких условиях не чем иным, как бюрократическими препонами.
   Препоны эти тем более возмутительны, что факультет ведь показал необходимость приглашения Боголепова и невозможность привлечения его без льготных условий. В ответе на запрос попечителя декан вновь, ещё более ярко, живописует как остроту кадрового голода, так и достоинства кандидатуры Боголепова. Вот уже четыре года попытки факультета заместить кафедру финансового права остаются безрезультатными "частью за недостатком в других университетах солидных ученых сил, частью же вследствие нежелания даже молодых ученых занять кафедру в окраинном университете и предпочтения ими может быть и менее почетного положения в центрах Европейской России". Такая постановка вопроса делает кандидатуру Боголепова особенно привлекательной: "В лице его факультет впервые выполняет одну из важных своих задач - самовосполнения в отношении своих научных сил", что создаёт независимость факультета от других научных центров. Притом "как питомец самого Томского Университета, г. Боголепов может быть крепче привязан к этому Университету и не будет смотреть на него как на переходную ступень к другим университетам, что весьма обычно случается с привлекаемыми со стороны учеными". Прямым текстом декан высказывал опасение, что промедление может привести к потере и Боголепова, который, "будучи ценным за свою научную подготовку и дарования", легко может закрепиться на литературной работе "и даже служебной деятельности" в Санкт-Петербурге, "где он в настоящее время и находится" [16].
   Однако праведное негодование декана бьёт мимо цели. Попечитель притормозил ходатайство не потому, что запутался в приват-доцентах "in abstracto" и "in concreto". И всё то же октябрьское отношение декана Базанова показывает, что он это хорошо понимал.
   Подчёркивая срочность вопроса, он пишет: "При таких условиях тройная процедура, т.е. сначала представление о принятии г. Боголепова в число приват-доцентов именно Томского Университета, затем представление его же к чтению обязательного курса, наконец, представление опять все его же к специальному вознаграждению в 3000 руб. - казалось факультету слишком несоответствующим [17] исключительному положению, особенно после ряда имевших место так еще недавно прецедентов из собственной практики Томского Юридического Факультета, когда одним производством достигались все три указанные цели (случай с г. Богаевским и друг.)" [18].
   Итак, по обычному порядку требовалось три последовательных ходатайства, а факультет решил ограничиться одним. Причём в этом ходатайстве указывались не три просьбы, а только две (о разрешении поручить приват-доценту Боголепову чтение лекций в Томском университете и о назначении ему повышенного вознаграждения). "Юридический Факультет имел в виду, - разъяснял на эту тему Базанов, - что удовлетворение его ходатайства будет implicite содержать и принятие г. Боголепова приват-доцентом именно Томского Университета" [19]. Это-то логично: дозволение читать лекции в звании приват-доцента в Томском университете содержит в себе оба необходимых разрешения: и числиться приват-доцентом именно в этом вузе, и читать в нём определённый курс.
   Декан, вроде бы, опять прав. И всё-таки именно попытка ускорить процедуру стала камнем преткновения. Чтобы понять это, достаточно знать не упомянутую деканом важную мелочь: два из необходимых при "тройной процедуре" ходатайств (о разрешении читать лекции и о повышенном вознаграждении) должны были утверждаться министром народного просвещения, а третье (по хронологии - первое: о принятии в число приват-доцентов определённого университета) - попечителем учебного округа [20]. Именно эта, находящаяся в попечительской власти, ступень и оказалась выпущена в формулировке университетского отношения от 13 октября. Трудно не согласиться с деканом, что упущение это вполне логично: переправляя в министерство ходатайство о поручении Боголепову чтения лекций, попечитель тем самым уже подтвердит, что не имеет возражений против него как приват-доцента Томского университета. Однако эта мелкая канцелярская подробность оказалась важным плацдармом в давней борьбе профессоров с чиновниками. Как пишет А.Е. Иванов, к началу XX в. университеты "находились фактически в безраздельном подчинении у попечителей учебных округов", профессора же требовали подчинения университетов напрямую министерству [21]. В таком контексте совершенно естественно, что попечитель встал стеной на пути попытки "ускорить процедуру".
   Итак, октябрьский "обмен репликами" университета и попечителя обнаружил готовность попечителя ревностно отстаивать уважение к нему как к бюрократической инстанции. Ответ же декана исполнен решимости продолжать борьбу за использование чрезвычайного варианта. "По всем изложенным соображениям мне остается только повторить ходатайство Юридического Факультета о возможно скорейшем назначении г. Боголепова, ныне приват-доцента in abstracto, приват-доцентом in concreto Томского Университета со специальным содержанием в размере 3000 руб. в год из остатков от содержания личного состава сего университета" [22] - так заканчивалось его обращение на имя ректора.
   Однако в деле последовала новая более чем месячная пауза. Следующий документ датируется 27 ноября 1906 г. Это факультетское отношение в адрес ректора, сухо излагающее трёхдневной давности постановление Юридического факультета ходатайствовать перед попечителем округа об утверждении Боголепова "в звании приват-доцента Императорского Томского Университета по кафедре Финансового права" [23]. О праве читать лекции, о трёхтысячном жаловании, о ходатайстве перед министерством - ни слова. Это был первый из шагов, требуемых "тройной процедурой". Значит, университет решил действовать по замедленному варианту.
   Попечитель не упустил возможности замедлить его дополнительно. 9 декабря он затребовал новых уточнений: когда именно были прочитаны Боголеповым две пробные лекции, требуемые университетским уставом от потенциальных приват-доцентов? В этом отношении бюрократическая процедура весной 1906 г. была соблюдена факультетом полностью, так что университет не замедлил с исчерпывающим ответом (13 декабря) [24]. Последовал ещё почти месяц ожидания, и наконец, 8 января 1907 г. попечитель уведомил ректора, что разрешает принять Боголепова в число приват-доцентов Томского университета [25].
   Из этого ясно, что университет, столкнувшись с противодействием попечителя, отказался от мысли использовать схему ускоренного производства. Остаётся, впрочем, неясной причина октябрьско-ноябрьской задержки. Какие действия предпринимал университет в этот месяц? Неофициальные переговоры с попечителем маловероятны: в таком случае трудно объяснить новую придирку, выставленную им 9 декабря. Отправка недипломатичного октябрьского ответа декана тоже едва ли имела место. Похоже, что этот документ так и не вышел за пределы университета. Правда, оно не было черновым наброском "для себя". Это видно по оформлению: отношение отпечатано на факультетском бланке, подписано деканом и секретарём факультета. Об этом же говорит и нахождение документа в составе дела, формировавшегося на уровне ректора [26]. Значит, ректор этот документ читал. Но ни точная дата (только месяц - октябрь), ни исходящий номер не проставлены [27]. По-видимому, это был полностью подготовленный проект ответа, который декан рассчитывал пустить в ход, если получит одобрение ректора. Но одобрения не получил, чему дополнительным подтверждением - отсутствие и отношения к попечителю (будь то в виде черновика либо отпуска) на основании факультетского ответа, и какой-либо реакции со стороны попечителя на это предполагаемое отношение.
   Почему же ректор не дал хода соображениям декана? Сыграла ли здесь роль "пересмена ректоров" (до 18 ноября эту должность занимал М.Г. Курлов, с 20 декабря - В.В. Сапожников; между ними документы подписывал "за ректора" М.Ф. Попов [28])? Или ректор побоялся резкими выражениями обострять отношения с попечителем? Или в это время проводилась неофициальная разведка в министерстве? Достоверно можно сказать лишь то, что дело не сводилось к отношениям между попечителем и университетом, но касалось всей политики министерства по отношению к Томскому университету. Об этом свидетельствуют документы, связанные с появлением на арене боголеповской истории Министерства народного просвещения.
   Появление это состоялось через несколько дней после упомянутого ноябрьского решения Юридического факультета о ходатайстве в рамках "тройной процедуры". Раньше, чем ректор успел переправить попечителю факультетское отношение от 27 ноября, на его столе оказался запрос Департамента народного просвещения, отправленный напрямую в университет ещё 15 ноября 1906 г. [29]. Как выяснилось, попечитель, хотя и придрался к ходатайству университета, всё-таки переслал его в Министерство. Но, по-видимому, не без собственных комментариев. И теперь уже департамент, в духе октябрьского запроса попечителя, требовал сообщить, "с какого времени магистрант Боголепов состоит приват-доцентом Томского университета, и был ли он утвержден в этом звании Попечителем учебного округа", как того требует закон.
   Важная бумага долго ждала ответа. Он был составлен лишь 11 января 1907 г. - немедленно по получении от попечителя согласия на принятие Боголепова в университет [30]. Университет, таким образом, исполнил требование, замаскированное в департаментском отношении под видом уточняющего вопроса. Этим можно было бы и ограничиться. Но ректор не упустил возможности подчеркнуть правоту университета в почти полугодовом бюрократическом противостоянии. Его отношение от 11 января стремится к дипломатичности, сдержанности и опоре на юридически значимые доводы - законы и прецеденты.
   Напомнив о студенческом дипломе первой степени и золотой медали Боголепова, об успешной сдаче им магистерского экзамена, прочтении двух пробных лекций и выдаче ему свидетельства на право читать лекции в качестве приват-доцента по кафедре финансового права, автор отношения далее опровергал намёк департамента на нарушение законного порядка. "Прошение об утверждении в звании приват-доцента именно Томского университета г. Боголепов не подавал, почему и на точном основании 110 статьи Общего Университетского устава ходатайства об утверждении его в этом звании Юридический факультет пред г. Попечителем и не возбуждал, а в заседании 29 августа сам признал полезным и желательным поручить ему чтение лекций в текущем году по кафедре финансового права" [31]. И в этом, и в других пунктах отношение ректора близко повторяет факультетские отношения: факультет и ректорат выступали, следовательно, единым фронтом [32].
   Вернёмся к доводам ректора. Второй юридически значимый довод - прецедент, уже упоминавшийся прежде, но здесь изложенный более подробно. Этот прецедент - принятие на кафедру государственного права П.М. Богаевского: "г. Богаевский, не состоя ранее нигде приват-доцентом, был назначен приват-доцентом Томского университета по названной кафедре с вознаграждением, присвоенным должности экстраординарного профессора" [33].
   Как видим, ничего нового в ректорских доводах нет. Но если раньше с их помощью университет пытался добиться применения к Боголепову ускоренного чинопроизводства, то теперь от ускоренного производства, под давлением попечителя и министерства, университет всё равно отказался. Само использование этих доводов напоминает размахивание кулаками после драки.
   Но это не совсем так. Дело в том, что случай Боголепова надо рассматривать не сам по себе, а в рамках всей истории отношений Министерства народного просвещения и Томского университета. Это выясняется из двух других документов, связанных всё с тем же запросом департамента от 15 ноября. Речь идёт о двух предварительных черновиках ответа департаменту, которые для простоты я буду именовать первым и вторым [34].
   Что нового дают нам эти черновики для понимания всей системы отношений между университетом и министерством? Во-первых, новые подробности относительно истории льготных назначений молодых юристов в Томске. В первом черновике читаем: "В Томске назначались магистранты, не приобревшие [35] даже звания приват-доцента, исправляющими должность экстраординарного профессора (Климентов [36] и др.), а тем более лица приобревшие право чтения лекций в звании приват-доцента, хотя и не состоявшие нигде приват-доцентами (Мокринский, Сабинин и др.). Наконец, никаких затруднений в Министерстве не встречало раньше совершенно аналогичное случаю с Боголеповым назначение г. Богаевского в 1904 г., не состоявшего приват-доцентом Томского Университета - на кафедру Государственного права в этот последний Университет в звании приват-доцента и со специальным окладом в 3000 р." [37].
   Во-вторых, документы дают понимание того, что сами эти льготные прецеденты воспринимались как разные. Разница эта подчёркивается во втором черновике. Прежде, - напоминает ректор, - Юридический факультет и Совет университета представляли "магистрантов, имеющих звание приват-доцента, к замещению кафедр в звании исправляющих должность экстраординарного профессора. Но когда само министерство сделало почин, назначив магистранта г. Богаевского на Юридический факультет Томского университета приват-доцентом со специальным окладом в 3000 р. (вместо того, чтобы назначить его и.д. экстраординарного профессора), Юридический Факультет и Совет Томского Университета перешли на путь, избранный Министерством, и представили г. Боголепова к замещению кафедры факультета в звании приват-доцента, с окладом в 3000 р." [38].
   Чтобы уяснить смысл ректорской тирады, надо разобраться с упомянутыми в ней званиями, должностями и их сочетаниями. Обратимся к университетскому уставу. По общему правилу, быть приват-доцентами имели право как магистры (аналог современного кандидата наук), так и магистранты (аналог аспиранта), но магистранты не любые, а уже сдавшие магистерский экзамен (нечто вроде кандидатского минимума) и получившие от университета право преподавать в звании доцента (для чего требовалось прочитать перед сотрудниками факультета две пробных лекции). Быть профессорами и занимать кафедры имели право только доктора (к тому же имеющие преподавательский опыт) [39]. Сотрудникам Томского университета, как указывает С.А. Некрылов, вполне официально разрешалось нарушать общее правило. Магистрант здесь имел право не только работать приват-доцентом, но и замещать кафедру (что в других университетах позволялось только профессорам); магистр мог получить назначение "исправляющим должность экстраординарного профессора" (что в других вузах было доступно только докторам). Кроме того, сибирские профессора получали повышенный (полуторный) оклад содержания: 3 тыс. руб. для экстраординарного профессора, 4,5 тыс. - для ординарного [40].
   Значит, в случае, например, Климентова назначение было не просто льготным, но сверхльготным: во-первых, потому что он, не успев получить права читать лекции, был допущен к преподаванию [41]; и в-главных, потому что был назначен не приват-доцентом, а сразу и.д. экстраординарного профессора. Итак, в июле 1901 г. (дата назначения Климентова) было возможно продвижение по "сверхльготному" варианту. Ко времени Богаевского (апрель 1904) министерство закрыло возможность "должностной сверхльготы", и Богаевский занял кафедру в звании приват-доцента - по "обычному льготному варианту". Но в качестве уступки университету министерство "сделало почин" допускать оплату, не соответствующую должности. Если университет хочет, пусть из имеющихся у него денег платит приват-доцентам профессорское жалование. "Сверхльгота", таким образом, осталась, но только зарплатная. Расход денег беспокоил министерство меньше, чем "расход" чинов по Табели о рангах.
   Казалось бы, какое отношение всё это имеет к "тройной процедуре", вопрос о соблюдении которой стал камнем преткновения в деле Боголепова? Ведь её использование хотя и замедляет дело, но не противоречит получению необходимых льгот или сверхльгот? Напрашивается ответ, что ускоренное производство по типу "три в одном" уже (как подчёркивал факультет) применялось в случае Богаевского, а значит, являлось частью "сверхльготного пакета". Если не хочешь потерять весь пакет, надо отстаивать каждую часть - это ясно. Но это соображение сугубо логическое. Между тем, в деле есть и фактический довод в ту же строку.
   Вновь обратимся к первому черновику ректорского ответа в департамент. Как и положено первому наброску ответа в ходе напряжённого противостояния, он наиболее резко проявляет недовольство университета и наименее склонен затушёвывать происходящую борьбу. Перечислив уже известные нам льготные прецеденты, автор документа пишет: "Только благодаря всем перечисленным отступлениям от общего порядка томский Юридический факультет и мог поддерживать в достаточной полноте свой личный состав. Но вот, стоило Министерству во время управления им товарища министра г. Лукьянова [42] изменить [43] систему льгот и перейти на общие условия пополнения кафедр в Томском Юридическом Факультете, как последний стал быстро терять одного за другим своих наличных деятелей [44], не имея возможности привлечь на их место новых. И в настоящее время в нем осталась лишь половина положенного личного состава. Ни своевременное объявление конкурсов, ни специальная переписка со всеми юридическими факультетами ни к чему не приводят, так как без особых льгот очевидно нет у молодых ученых других юридических факультетов России мотивов путешествовать в глубь Сибири, когда у себя дома они имеют <...> [45] те же, если не лучшие, условия" [46].
   Как ни мимолётно указание на "новый курс" товарища министра Лукьянова, благодаря ему становятся понятны и настойчивые требования соблюдения процедуры со стороны чиновников, и настойчивые ссылки университета на былые прецеденты. Получается, что в первые годы существования Юридический факультет Томского университета пользовался не просто льготами, а сверхльготами, которые затем министерство постепенно пыталось сокращать до уровня, предусмотренного инструкциями. Существенной вехой на этом пути стало управление Сергея Михайловича Лукьянова, который, судя по приведённым цитатам, попытался вернуть систему замещения должностей в Томске из русла чрезвычайных прецедентов в рамки официально закреплённых льгот. Но в считанные недели консерватор Лукьянов пал, и на смену ему пришёл либерал Иван Иванович Толстой. Он не только основательно очистил от консерваторов руководство МНП, но и открыто проявлял благосклонное отношение к университетам. Правда, вместе с падением С.Ю. Витте в апреле 1906 г. Толстой и сам получил отставку. Но наследие Лукьянова в любом случае оказалось поставлено под вопрос. Эта неопределённость, усугубляемая ещё не остывшей революцией с её демократическими свободами, дала университету надежду восстановить "долукьяновский статус-кво", выражавшийся в прецеденте Богаевского. Университет воспользовался этим шансом, попытавшись принять Боголепова на условиях Богаевского. Случай Боголепова, таким образом, стал одной из партий в долгом матче между Томским университетом и Министерством народного просвещения.
   Выиграть эту партию университету не удалось. 5 февраля 1907 г. министр сообщил через попечителя о "высочайшем" повелении допустить Боголепова до преподавания с вознаграждением 2400 руб. [47] Таким образом, магистрант Боголепов стал приват-доцентом в соответствии с льготным вариантом, но безо всякой сверхльготы, хотя бы даже зарплатной.
   По получении этой резолюции декан (вероятно, по заранее просчитанному запасному варианту) ходатайствовал о назначении Боголепова ассистентом при Юридическом кабинете за 600 руб. в год [48]. Из формуляра Боголепова мы знаем, что на сей раз эту должность он получил. Таким образом, факультет всё-таки нашёл возможность платить молодому преподавателю 3000 руб., но министерство всё-таки не согласилось на выплату приват-доценту профессорского жалования. Прецедент Боголепова стал для Томского университета шагом назад по сравнению с прецедентом Богаевского.
   "Случай Боголепова" завершился, и мы можем подвести его итоги. Удалённый от европейских центров Томский университет испытывал серьёзные трудности с подбором преподавателей. Одним из способов решения проблемы, изначально предусмотренных министерством, было ускоренное продвижение по должностям. Более высокая должность обеспечивала, во-первых, более высокий чин по табели о рангах; во-вторых, более высокую зарплату. По крайней мере, на первом этапе (для удержания преподавателей, ещё не защитивших магистерской диссертации) именно зарплата оказывалась более важной: вот почему недолгое время накануне революции 1905 года томским преподавателям без степени разрешали, работая на доцентской должности, получать профессорскую зарплату. Даже профессорская зарплата оказывалась не всегда в состоянии конкурировать с тем, что деятельный человек с высшим образованием мог заработать "на вольных хлебах" в столице, но всё-таки людей, склонных к научной работе, она могла привлечь. Тем не менее, даже такие льготы оказывались недостаточными для привлечения всех необходимых преподавателей по экономике и юриспруденции.
   В первые годы действия Юридического факультета эта проблема отчасти решалась за счёт "сверхльгот", предоставляемых министерством по университетским ходатайствам в нарушение установленных правил. Но едва факультету исполнилось пять лет, как министерство стало сокращать льготы, низводя их до уровня, закреплённого инструкциями и правилами. Полугодовая история "сражения за Боголепова" в 1906 г. отразила попытку университета отстоять былые привилегии. Она оказалась неудачной. Одновременно провалилась и попытка университета хотя бы в одном отдельно взятом случае, при наличии убедительного с точки зрения интересов дела обоснования, утвердить преподавателя напрямую в министерстве, а попечителя низвести до роли передаточной шестерёнки.
   Несмотря на эту двойную неудачу, "Боголеповская история" отлично показывает методы борьбы университетов за свои права. Даже в рамках охранительного университетского устава профессора находили возможность ставить под вопрос то, что, казалось бы, чётко ограничивалось правилами и инструкциями. Ареной борьбы за права высшей школы была не только разработка законодательства, но и повседневная жизнь университетов. Действуя исключительно законными методами и в рамках существующей системы управления, профессора настойчиво и последовательно отстаивали каждую крупицу университетской самостоятельности.
   



  [*] Статья выполнена в рамках бюджетного проекта СО РАН № IX.85.1.5. "Интеллигенция Сибири: опыт развития и взаимоотношений с властью в XX веке".
  [1] Как правило, российские университеты пополняли ряды своих преподавателей своими же выпускниками (Иванов А.Е. Высшая школа России в конце XIX - начале XX в. М., 1991. С. 211). В Томске же, особенно на совсем молодом Юридическом факультете, главным методом решения кадровых трудностей было привлечение преподавателей из Европейской России.
  [2] Щетинина Г.И. Университеты в России и устав 1884 года. М.: Наука, 1976. С. 165-166.
  [3] Иванов А.Е. Университетская политика самодержавия в конце XIX - начале XX в. // Государственное руководство высшей школой в дореволюционной России и в СССР. М., 1979. С. 159-160.
  [4] См., например: Профессора Томского университета. Биографический словарь. Выпуск I. 1888-1917. / Отв. ред. С.Ф.Фоминых. Томск: изд-во Том. ун-та, 1996. С. 45.
  [5] Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 15-19 об.
  [6] Некрылов С.А. Томский университет - первый научный центр в азиатской части России (середина 1870-х - 1919 г.). Дис. ... д-ра ист. наук. Томск, 2009. С. 235-236.
  [7] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 12.
  [8] Там же. Л. 27-27 об., 29. Здесь и далее при цитировании черновиков без оговорок учитываются произведённые в документе исправления и восстанавливаются сокращения.
  [9] Там же. Л. 28-28 об.
  [10] Чрезвычайным оно было и по времени принятия. Ходатайство, затрагивающее работу в 1-м семестре, было направлено лишь 31 августа. Между тем, ведь все знали, что система утверждения факультетского решения включает сразу несколько ступеней (Совет университета, попечитель, Министерство народного просвещения), и на преодоление каждой требуется хотя бы несколько рабочих дней. Таким образом, сентябрь из учебного процесса выпадал в любом случае, что неудобно и факультету, и преподавателю. Похоже, что сам вопрос о приёме Боголепова на преподавательскую работу решался в последнюю минуту, и решение это по крайней мере одной из участвующих сторон было принято не без колебаний.
  [11] Выпускник Московского университета Пётр Михайлович Богаевский был принят в апреле 1904 г., почти за 2 года до защиты магистерской диссертации, сразу приват-доцентом (по кафедре государственного права).
  [12] Личность Леонида Ивановича проявляется в опубликованной ныне подборке его писем своему прямому начальнику А.Н. Шварцу. См.: Черказьянова И.В. "Не бесполезный материал для характеристики русского просвещения в смутные годы начала ХХ столетия". (Письма попечителя Западно-Сибирского учебного округа Л. И. Лаврентьева министру просвещения А. Н. Шварцу) // "Известия ОГИК Музея". № 9. Омск, 2002. http://museum.omskelecom.ru/OGIK/Isvestya9/cherkazianova.htm [Дата проверки: 29.05.2011]
  [13] Черновик отношения: Л. 25-25 об. Исходим из того, что оригинал не имел существенных отличий. Под "журналом" имеется в виду журнал заседаний Совета, составленный на основе факультетского отношения от 31 августа, с изложением доводов в пользу назначения Боголепова.
  [14] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 24.
  [15] Там же. Л. 22.
  [16] Судя по обращению Боголепова за пособием на покрытие дорожных расходов, его переезд из столицы в Томск состоялся лишь после того, как в январе 1907 г. вопрос о его приват-доцентстве "in concreto" был решён положительно (Л. 51).
  [17] В оригинале - падежная нестыковка: "несоответствующей". Очевидно, автор хотел написать: "всё это казалось несоответствующей процедурой".
  [18] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 22 об.
  [19] Там же. Л. 22.
  [20] Сотрудники университета отлично представляли себе эту особенность, и это недвусмысленно сформулировано в чуть более позднем (декабрь 1906 - январь 1907 г.) документе, исходящем от ректора (ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 40).
  [21] Иванов А.Е. Университетская политика самодержавия в конце XIX - начале XX в. // Государственное руководство высшей школой в дореволюционной России и в СССР. М., 1979. С. 153.
  [22] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 31.
  [23] Там же. Л. 33.
  [24] Там же. Л. 34, 35
  [25] Там же. Л. 45.
  [26] Об уровне формирования дела позволяют судить особенности его состава: 1) наличие подлинников бумаг, исходящих от декана и от попечителя округа; 2) отсутствие подлинников, исходящих от ректора; 3) наличие черновиков и отпусков отношений от имени ректора; 4) отсутствие черновиков других инстанций.
  [27] Кроме того, отсутствует входящий штамп ректорской канцелярии; но он иногда отсутствует и на других документах того же дела, заведомо имеющих официальную силу.
  [28] См., например: ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 32 - отношение от 30 ноября за подписью М.Попова.
  [29] Там же. Л. 44-44 об. День его получения определяется по входящему штампу университетской канцелярии: 28 ноября.
  [30] Там же. Л. 41-43 об.
  [31] Там же. Л. 41 об. - 42.
  [32] В то же время, в ректорских отношениях встречаются некоторые дополнительные подробности, не упоминаемые факультетом. Возможно, они стали следствием личного творчества ректора, а возможно - результатом дополнительных неформальных обсуждений с деканом. Например, подчёркивая трудность нахождения преподавателя финансового права, автор отношения писал, что "ни один из представленных Юридическим факультетом и Советом Томского университета кандидатов (приват-доцент Казанского университета Вацуро и преподаватель С.-Петербургского Политехинститута Фридман) на кафедру эту не был назначен" (Л. 42). При этом "назначен" в тексте зачёркнуто, и (затем) это же слово написано на поле черновика - как видно, автор пытался подобрать более удачное выражение, но не смог. Чем же слово "назначен" могло показаться ему неудачным? Вероятно, оно недостаточно точно; нельзя исключить того, что здесь вмешались политические обстоятельства. Известно, что ровесник Климентова Григорий Алексеевич Вацуро был в 1909 г. уволен из Казанского университета за издание своих "Лекций по науке публичных финансов" ("Давности" (Казань). 1909 г. № 63 (26 мая) // http://www.davnosti.ru/issue/63 [Дата проверки: 29.05.2011]). Может быть, вместо "назначен" автор думал было поставить более определённое слово (например, "допущен"), но не решился допускать даже намёка на политические обстоятельства? Впрочем, возможно, что политика здесь ни при чём. Вот что читаем в одном из черновиков (л. 39): "при медленности производства, не зависящей ни от Факультета, ни от Совета Томского Университета, уже два кандидата на эту кафедру потеряны (приват-доцент Казанского университета Вацуро и Санкт-петербургского политехникума Фридман), и несомненно, может быть потерян Боголепов, если вопрос о назначении его не будет решен в непродолжительном времени". Как видно, ссылка идёт просто на медленность производства, которая может определяться общими правилами.
  [33] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 42 об.
  [34] Оформление черновиков позволяет с высокой степенью вероятности предположить, что "первый" (ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 37, 40) действительно был составлен раньше "второго" (Л. 38, 39). В первом дата и номер входящего отношения департамента (на которое даётся ответ) проставлены карандашом в заранее оставленное место, во втором - сразу написаны теми же чернилами, что и основной текст. Кроме того, в первом черновике одни слова в начале текста вычеркнуты, другие - дописаны над строкой, так чтобы изменить обращение. Вместо изысканно учтивого "На отношение Вашего Превосходительства от 15/XI за № 23637 честь имею уведомить" получилось более сдержанное: "На отношение от 15/XI за № 23637 честь имею уведомить Департамент народного просвещения". Во втором черновике сразу использована именно эта, исправленная, формулировка. То, что это предварительные черновики одного и того же документа (сохранившегося, в свою очередь, только в виде "окончательного черновика" на л. 41-43 об.), подтверждается, во-первых, отсутствием у них (в отличие от "окончательного черновика") регистрационных данных (номер, дата). Во-вторых - тем, что все три (два предварительных и окончательный) составлены в ответ на одно отношение департамента, притом ни в одном из трёх черновиков нет указания на то, что прежде университет уже отвечал на это отношение. В-третьих - тем, что документы отчасти перекрываются содержательно. Датировка документов возможна лишь приблизительная, с учётом следующей фразы в первом черновике: "Получив запрос Департамента о том, утвержден ли г. Боголепов приват-доцентом Томского Университета, Юридический факультет, ввиду безвыходности своего положения, обратился г. Попечителю с ходатайством об утверждении г. Боголепова приват-доцентом Томского Университета. На это ходатайство ответа до сих пор нет, а между тем, семь кафедр на факультете пустуют". Следовательно, документ можно датировать двумя интервалами, ближе к концу этих интервалов. 1) Первая декада декабря - между отправкой "вынужденного ходатайства" от ректора (1 декабря - см. л. 32, 34) и получением запроса попечителя о времени прочтения пробных лекций Боголеповым (датирован 9 декабря, получен не позже 11 декабря - см. л. 34, 36). 2) Вторая половина декабря или начало января - от отправки ответа на запрос попечителя (13 декабря - см. л. 35) до получения его согласия (11 января - см. л. 45).
  [35] Так в тексте. Современная форма - приобретшие.
  [36] П.С. Климентов не имел свидетельства на право преподавания в звании приват-доцента, а только "выдержал магистерское испытание" (см. октябрьский 1906 г. ответ декана на запрос попечителя - ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 22 об.).
  [37] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 37.
  [38] Там же. Л. 39.
  [39] Свод законов Российской империи. / Под ред. И.Д. Мордухай-Болтовского. Кн. 4-я. Спб., 1913. Т. XI. Ч. 1. С. 56-58. Ст. 497-515.
  [40] Научно-образовательный потенциал Сибири в первой половине XX в.: динамика и механизмы развития / Отв. ред. С.А. Красильников. Новосибирск, 2009. С. 14.
  [41] Это, впрочем, второстепенно: по существу, речь идёт об экономии лишь одного-двух месяцев на подготовку и прочтение пробных лекций.
  [42] Должность товарища министра народного просвещения С.М. Лукьянов занимал с 1902 г. Управление министерством оказалось в его руках лишь ненадолго, в октябре-ноябре 1905 г. - между отставкой министра В.Г. Глазова и назначением министром в виттевский кабинет И.И. Толстого (после чего Лукьянов был переведён в Государственный Совет, на это "кладбище отставных министров").
  [43] Перед этим словом зачёркнуты буквы "отказ". Очевидно, автор хотел написать "отказаться от этих льгот", но вспомнил, что льготы всё же не были уничтожены вовсе.
  [44] Чуть ниже в этом же документе уточняется, что "к началу текущего академического года из томского Юридического факультета выбыло быстро один за другим три профессора (Юшкевич, Табашников и Сабинин)" (ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л. 37). Молодые профессора В.А. Юшкевич и С.Г. Сабинин перешли на работу в С.-Петербург и Москву (в конце 1905 и в 1906 г.), а первый декан Томского юрфака И.Г. Табашников в августе 1906 г. вышел в отставку и преподаванием уже не занимался.
  [45] Над строкой вставлено неразборчивое слово.
  [46] ГАТО. Ф. 102. Оп. 9. Д. 85. Л.37.
  [47] Там же. Л. 55.
  [48] Там же. Л. 56.

Rambler's Top100