главная страница

• научные публикации

  В сказке С.Я. Маршака "Двенадцать месяцев" попытка обучить юную королеву таблице умножения заканчивается для профессора угрозой казни. Сказка должна быть смешной; королева Маршака карикатурна. В жизни всё интереснее. Н.Х. Бунге пытался на самом деле повлиять на состояние мыслей царствующего императора.

  Николай Христианович Бунге введён в семью выдающихся государственных деятелей России монографией В.Л. Степанова [1]. Профессор-экономист, в 35 лет - ректор Киевского университета, разработчик крестьянской реформы, с 1881 по 1886 г. - министр финансов. Учредив фабричную инспекцию, создав крестьянский банк, отменив подушную подать, он должен был уйти под давлением консерваторов. После отставки и до самой смерти в 1895 г. - член Госсовета, председатель Комитета министров. Александр III, которому Н.Х. Бунге читал лекции в бытность его наследником престола, счёл его лекции необходимыми и для своего сына - будущего Николая II.

  По смерти Н.Х. Бунге выяснилось, что он оставил пространную записку для императора. Предпоследняя версия этой записки, опубликованная В.Л. Степановым [2], адресована ещё Александру III: старый профессор не думал пережить своего воспитанника, годившегося ему в сыновья. Он рассчитывал, что Александру III суждён ещё долгий путь - и надеялся повлиять на то, как он будет пройден.

  Об этой свой цели Бунге сообщил как будто между прочим, только в последних словах следующего абзаца: "Многие не постигали тогда и не постигают теперь, почему великие дела, совершённые в Бозе почившим родителем Вашим, при несомненной любви к нему и преданности народных масс, сопровождались враждебным движением, охватывавшим преимущественно часть нашей молодёжи, которая по-видимому должна была бы скорее проникнуться восторгом к величию совершённых реформ. Здесь не место входить в подробное изложение причин этого явления, но краткое указание их необходимо, потому что в противном случае было бы непонятно, что совершено Вами и что предстоит Вам совершить" [с. 206].

  Реформы вовсе не кончены, и надо подумать над тем, правильна ли была предыдущая политика (обильная консервативными мероприятиями) - таков смысл абзаца. Но изложено это весьма почтительно, и с использованием заведомо выигрышной (при общении с Александром III) карты критики "нигилистов". Именно эта дипломатичность и есть главная черта записки, если задумываться не о политических взглядах Н.Х. Бунге, но о его методе общения с собеседником, одновременно младшим (по возрасту, по опыту) и старшим (по царской "должности").

  "Неподвижность и отсталость общества Император Александр II и его сподвижники по-видимому приписали внутренней политике 1825-1855 годов, состоявшей в том, что государство хотело всё делать само, устраняя инициативу частных лиц <...> Но к этому правильному взгляду примешивалось и крупное заблуждение, именно, что общественная жизнь <...> может развиваться совершенно правильно без всякого подчинения какому бы то ни было контролю" [с. 207]. Фрагмент этот безусловно значим: здесь даётся общая оценка всему курсу ушедшего императора и намёк на то, каким должен быть новый курс. Это трудно для Бунге - деятельного шестидесятника, знающего о враждебности Александра III к эпохе "великих реформ". Он высказывается так, чтобы и царя удовлетворить, и против своих взглядов не погрешить (расплывчатое указание на необходимость некоторого контроля), и всё-таки сделать упор на главном, не подчёркивая, что это главное ("инициатива частных лиц") противоречит сути курса Александра III.

  Яркий пример дипломатии Бунге - оценка, данная Д.А. Толстому, самому деятельному консерватору, с которым враждовал Бунге и которому Александр III доверял больше, чем другим министрам. "Граф Толстой, о котором теперь можно судить спокойно и беспристрастно, относится к числу выдающихся государственных деятелей; он обладал прямым и ясным взглядом на вещи и, если он не находился под чьим-либо посторонним влиянием, то был способен обсудить и правильно понять вопрос; но, однажды подпавши под это влияние, он отстаивал навязанные ему мысли, как свои собственные, с энергией и настойчивостью, редкой в министрах, не допуская никаких уступок и соглашений, и свидетельствовавшей о замечательной силе воли" [с. 209]. Притом что в целом абзац несомненно критический, количество реверансов в адрес Д.А. Толстого несомненно призвано сгладить впечатление от критики.

  Основное место в записке Бунге занимает разбор внутренней политики самого Александра III. Она разделена на 6 направлений. Сам автор уделяет им разное внимание, и здесь достаточно отметить два освещённых наиболее подробно.

  1. "Сближение окраин с внутренней Россией и противодействие их обособлению" [с. 210-216]. Этот раздел имеет отношение к тому, что обычно называется политикой русификации. Наиболее интересен здесь еврейский вопрос, выделенный автором в особый подраздел. Антисемитизм Александра III хорошо известен - и Бунге начинает с обстоятельной критики евреев. Но при этом оказывается, что настоящие евреи для Бунге - лишь те, кто придерживается Талмуда, и плохи они не какими-то своими личными качествами, а тем, что пытаются ставить еврейский народ выше других народов, которые (так излагает Бунге суть Талмуда) должны находиться у евреев в услужении. Так анти-еврейское по форме выступление превращается у киевского профессора в лозунг равноправия народов.

  А ближе к концу появляется и высказывание, касающееся необходимой политики в этом вопросе: "Избавиться в России от евреев невозможно. Самые стеснительные меры и ограничения прав политических и промышленных могут способствовать только выселению лучших и более достаточных из них <...> а подонки еврейства останутся для того, чтобы извлекать соки из местного не-еврейского населения" [с. 216]. Подразумеваемый сухой остаток состоит в том, чтобы отказаться от репрессивных ограничений (процентная норма, черта оседлости) и свести дело к идейной борьбе против талмудистов.

  2. Самый крупный раздел озаглавлен: "Социализм и борьба с ним" [226-240]. Заглавие, конечно, должно было порадовать царя, начавшего правление с войны против "Народной воли". Но содержание его далеко от полицейских мечтаний.

  Прежде всего, Бунге намекает на то, что полицейские меры вообще не являются главными. Объясняя, в чём неверно с его точки зрения учение социалистов, он в то же время задаёт риторический вопрос: "многие ли из бедняков, придавленных нищетой, могут понять, что недвижимая собственность, наследство составляют условие для индивидуального развития человека и для упрочения семейного духа"? [с. 228]. И делает вывод: "На социализм надо смотреть не как на нечто, могущее быть искоренённым, но как на нечто требующее введения в известные границы" [с. 231].

  Первое из орудий этого "введения в границы" - забота о материальном положении рабочих, ограждение их от чрезмерной эксплуатации. Это направление более или менее очевидно для Александра III, который в 1882 г. одобрил создание фабричной инспекции.

  Менее очевидно второе - устранение общины, укрепление частной собственности. Критическое отношение к общине ещё не успело в то время стать преобладающим, но оно не составляло и крамолы. Хрестоматийно известен крестьянский банк, созданный в 1882 г. как средство расширения крестьянского землевладения на праве собственности. Известно и обращение Александра III к волостным старшинам после коронации (о священности частной собственности).

  Самая удивительная часть программы борьбы с социализмом - улучшение образования. "Чрезмерная образованность" - источник всех бед, в глазах консерваторов. И сам Бунге в части критики социализма указывает на "постановку народного образования" как один из главных "элементов для развития социализма". Школа, - пишет он, - даёт неудачников: они хотят остаться белоручками и не занимаются физической работой; получаемое гимназистами образование оторвано от жизни и неприменимо на практике. "Стремления учившихся в них очень широки, а способы осуществить их ничтожны, - хотелось бы подняться высоко, да крылья коротки!" [с. 235]. Казалось бы, это точно соответствует взглядам на жизнь Александра III, убеждённого в том, что излишнее образование вредно.

  И тем не менее, когда дело доходит до описания средств "борьбы с социализмом", оказывается, что автор "Заметок" предполагает расширение народного образования! "Школа не должна привилегиями и поощрениями искусственно притягивать низшие сословия, но она должна быть доступна для всех классов населения и не будучи даровой (кроме элементарной и низшей) должна доставлять даром беднякам возможность получать не только низшее, но и среднее образование" [с. 234]. Говоря простыми словами: даже учёба в гимназиях для бедных должна стать бесплатной!

  Далее: после года учёбы в народной школе должна следовать 4-летняя "низшая школа", её слабейшие выпускники должны становиться простыми рабочими. Значит: даже для рабочих Бунге полагает полезным 5-летнее образование - вопреки господствующему представлению о том, что простому люду достаточно элементарной грамотности (двух-, много - трёхлетняя учёба).

  "Загробные заметки" Бунге пространны, приведённые здесь выдержки - совсем кратки. Они не отражают всей системы доводов автора. Они достаточны лишь для того, чтобы дать понятие о его методе убеждения. Первостепенная задача, которую он решает - избежать недоверия императора. При этом Бунге не идёт против совести, его слова не противоречат его либеральным убеждениям. Но он использует выражения, которые должны убедить императора в его приверженности тем же, что у царя, взглядам. Завоевав таким образом расположение читателя, Бунге аккуратно - не подчёркивая расхождения - высказывает предложения, которые подразумевают существенное изменение курса внутренней политики.

  Действенность этого метода ограниченна. Николай II, прочитав эту записку и заставив прочитать её высших чиновников (отпечатана в нескольких десятках экземпляров), не стал либералом и всё-таки довёл страну сначала до 1905-го, а затем и до 1917-го года. Но ещё до 1905 г. при нём был принят новый закон об охране прав рабочих, ослаблена община (отмена круговой поруки), резко расширены ассигнования на начальное образование. Для полноты картины полезно вспомнить и опыт С.Ю. Витте, который тоже читал лекции Николаю II в бытность его наследником престола - чёткие, ясные, с указанием, что правильно, и как надо делать. Став царём, бывший ученик долго тягался со своим учителем и дважды отправлял его в отставку (1903 и 1906 гг.).

  Чем опыт Н.Х. Бунге интересен для преподавателей, по крайней мере - для тех, кто работает в старшей школе? Подросток - далеко не "чистая доска", он приходит к преподавателю с уже сформированными представлениями о важнейших исторических явлениях. Исторические представления - часть культуры общества: то, что обеспечивается не обучением, но воспитанием. Телевизор, родители, случайные тексты (газеты - в XX веке, "блоги" - в XXI-м) - человек и не может указать точный источник своих представлений, но точно знает, кто в нашей истории герой, а кто - злодей, и почему всё вышло именно так, как вышло. Значит, если преподаватель претендует повлиять на представления ученика, надо рассчитывать, что в чём-то придётся его (ученика) переубеждать.

  Хорошо было Н.Х. Бунге: он отлично знал взгляды своего ученика. Взгляды школьника преподавателю неизвестны, более того - можно быть уверенным, что они разные у разных людей, а работать надо с целым классом. Это усложняет задачу. Опыт Н.Х. Бунге не позволяет выудить рецепт, но даёт урок. Его трудно сформулировать коротко, но он имеет отношение к поговорке "Рыбак рыбака видит издалека". В опознавателе "свой/чужой" важно с самого начала не оказаться чужим - чтобы был шанс хотя бы со временем стать "своим".