главная страница

• научные публикации

  Цель настоящей статьи - ввести в научный оборот два документа, имеющих отношение к истории Новосибирского академгородка. Они весьма различны по объёму. Первый - это 19-страничная машинописная "Справка о недостатках в работе школ Академгородка СО АН СССР в г. Новосибирске" от 16 июня 1969 г. [1] Документ подписали начальник программно-методического управления Минпроса РСФСР В.П. Стрезикозин и Инспектор главного управления школ Гудаков. Из сопоставления должностей и из последовательности подписей ясно, что непосредственным автором (или: ответственным за текст) выступает Гудаков, политическую же ответственность за использование записки несёт Стрезикозин [2], поэтому в дальнейшем будем именовать её запиской Стрезикозина.

  Второй документ - полуторастраничный приказ по Министерству просвещения РСФСР от 27 июня 1969 г. "Об упорядочении комплектования классов с углубленным изучением ряда предметов в академгородке г. Новосибирска"  [3]. Далее будем называть его приказом Кашина по фамилии заместителя министра, подписавшего приказ  [4].

  Эти документы отражают историю неудачного сражения энтузиастов школьного дела за специализацию учёбы в старших классах согласно профилю местного "градообразующего предприятия" - Сибирского отделения АН СССР. Двумя годами ранее 130-я школа (с разрешения Минпроса РСФСР) ввела у себя несколько специализированных классов (математический, химико-биологический, физический, гуманитарный). Июньская 1969 г. проверка показала неудовлетворительность обучения в этих классах, и 130-й школе предписали вернуться исключительно к английской специализации. Приказ Кашина сдан в архив со скупой распиской директора 130-й школы: "Копию приказа получил 10 июля 1969 г.".

  Для правильного восприятия этой истории надо начать с обстоятельств места и времени.

  СО АН СССР

  Шестидесятые годы - это "золотое десятилетие" Новосибирского академгородка. В 1957 г. было подписано постановление о его создании, первые жилые дома и институты вводились в строй на рубеже десятилетий, примерно до конца 1960-х гг. продолжался быстрый рост вширь, создание новых институтов, привлечение новых учёных. Затем происходит переход в "горизонтальный полёт".

  Объект всесоюзной гордости, находящийся поначалу под личным присмотром Н.С. Хрущёва, Академгородок пользовался большей свободой, чем другие. Между прочим это проявлялось и в образовании. Здесь был создан особый университет, непохожий на другие (его тесная взаимосвязь с институтами СО АН вызывала постоянное раздражение чиновников). В 1963 г. в качестве "университетского предбанника" начала действовать особая школа - ФМШ при НГУ. Учебными делами в ней руководил не директор, а учёный совет, который назначался Сибирским отделением и разрабатывал особые учебные программы, более нигде не существующие. Школьников отбирали по конкурсу со всей, как сказали бы в старину, Азиатской России (Сибирь + Дальний Восток + Средняя Азия). Здесь царил дух интеллектуального соревнования и свободы творчества, научного поиска и познания. При СО АН действовал Научный совет по школе: Физматшкола явно не исчерпывала интерес отцов-основателей к среднему образованию. Здесь и кроется по крайней мере один из источников инициативы, пресечённой в 1969 году.

  "В августе 1967 года по настоятельной просьбе научного совета по школе при СО АН СССР, поддержанной Новосибирским облоно, Министерством просвещения РСФСР было разрешено школе № 130 г. Новосибирска на общих основаниях открыть классы с углубленным изучением ряда предметов" [л. 1] - так начинается изложение "истории болезни" в записке Стрезикозина.

  К чему стремились учёные? Вот как описывается дальнейший ход их мысли всё в той же записке: "Обсуждался вопрос о том, чтобы в новом школьном здании Академгородка, которое вступит в строй в 1970 году, организовать школу с 1-2 параллелями I-VII классов, а в основном собрать в неё всех старшеклассников, начиная с VIII или даже с VII класса и организовать дифференцированное обучение их. Инициатива этого мероприятия принадлежит научным работникам СО АН СССР, она поддерживается заведующим Советским районо В.В. Магро,  [5] но не разделяется Новосибирским облоно. Цель создания такой школы, по мнению сторонников этой идеи, состоит, прежде всего, в том, чтобы сосредоточить в ней лучших учителей и с помощью НИИ СО АН СССР создать хорошо оснащённые учебные кабинеты, вести преподавание спецкурсов. Некоторые надежды возлагаются и на дифференцированное обучение" [л. 16-17]. Автор записки явно враждебен этому предложению; нельзя исключить, что он утрировал замысел. С другой стороны, изложенное вполне отвечает устройству ФМШ. Применить в обычной школе к местным школьникам тот же принцип, какой в ФМШ применяется к иногородним - эта мысль может быть тем более логичной, что жителям Академгородка доступ в ФМШ долгое время был закрыт.

  Как бы то ни было, из записки несомненно следует, что эксперимент 130-й школы - это гораздо больше, чем история 130-й школы: это история Академгородка как научного центра, это история поражения "республики учёных" в борьбе с партийно-государственной системой. Чего хотели учёные - мы видели. Теперь обратимся ко второй стороне противоборства.

  Интерес министерства

  Какие же доводы оказались достаточно убедительными для того, чтобы министерство взяло назад разрешение, данное двумя годами ранее? Записка Стрезикозина почти сплошь состоит из язвительных упрёков и нравоучений. Например, грубой ошибкой названо само создание специализированных классов, поскольку "директор и заведующий учебной частью, будучи специалистами определённых предметов, не могут квалифицированно руководить учебным процессом в старших классах, столь различным по своим профилям" [л. 2]. Но если отвлечься от абстрактных суждений, можно выделить три основания, важных с формально-отчётной точки зрения.

  1. Низкие оценки, которые не улучшаются после начала специализации. Так, из учеников математического класса до начала специализации тройки по алгебре имели 14 % учеников, после двух лет специализации - 43,5 %, по геометрии соответственно - 8 % и 43,5 %, по физике в физическом классе - 46,4 % и 71,5 %, и так далее практически по всему перечню (только по химии и биологии троечников стало немного меньше, но, видимо, это не впечатлило авторов) [л. 4].

  2. Изменение специализации у гуманитарного и физического классов. Гуманитарный класс (2/3 учеников которого изначально имели тройки по русскому) был "слит с обычным" (число учеников не уточняется). Физический - превращён в электротехнический "с сильно выраженной практической направленностью подготовки учеников" [л. 4].

  "Учитывая эти неудачи многосторонней фуркации, - злорадно сообщается в записке, - руководство школы № 130 уже в 1968-69 учебном году ограничилось набором учеников только в математический IX класс при сохранении одного IX класса с преподаванием ряда предметов на английском языке" [л. 5].

  3. Уровень выпускных сочинений в 130-й школе. Он оценивается как "в среднем удовлетворительный", однако "во многих из них были обнаружены серьёзные недостатки". Для характеристики этих претензий достаточно привести такую цитату: 40 % учеников, писавших сочинения на тему "Готовься к великой цели, а слава тебя найдёт", "не раскрыли роли Коммунистической партии в воспитании трудового героизма советского народа" [л. 12]. То, что этому сугубо идеологическому разделу отведено целых три листа, отлично иллюстрирует желание авторов "утопить" эксперимент 130-й школы.

  Перепрофилирование двух классов и ограничение специализации на второй год математикой показывает нам, что не всё пошло так, как задумывалось. Однако сами по себе все эти показатели явно недостаточны, чтобы вызвать озлобление высокого начальства. Они хороши лишь "для массовки" - при наличии коренной причины. Такая причина была, она показана в записке и прямо, и косвенно.

  Впервые она возникает уже на 3-й странице записки: "Под видом организации обучения, дифференцированного по интересам и склонностям учеников, в школе № 130 были созданы "сильные", "средние" и "слабые" классы" [л. 3]. Причём это разделение прямо соотносится с "дифференциацией классов по социальному составу учеников. Так, дети рабочих составляют: в математическом классе 2,7 %, в классе с преподаванием на английском языке - 5,3 %, а в "общеобразовательном" классе - 33,0 %" [л. 3].

  Формулируя это же обвинение под занавес записки другими словами, авторы делали вывод о "тенденции "самовоспроизводства интеллигенции"" [л. 16]. Никаких пояснений о вредоносности этой "тенденции" в записке не содержится - очевидно, это не требовалось. Противник был изобличён в явной крамоле.

  Крамола, очевидно, гнездилась не только в Новосибирском Академгородке. Вот о чём между прочим проговаривается автор записки Стрезикозина, подытоживая замечания: "Опыт школы № 130, как и многих других школ РСФСР, показал несостоятельность дифференциации обучения всех учеников одной школы" [л. 17-18]. Школа 130 оказывается в ряду "многих". Идея дифференцированного обучения, впервые воплощённая в так быстро отменённой гимназической реформе А.В. Головнина (1864 г.), вновь и вновь прорастала сквозь министерский асфальт. Под угрозой была вся система по всей стране, и министерство в поте лица вело борьбу с жизнью.

  Однако если точек роста было много, то как же министерство узнало о "непорядках" именно в этой отдельно взятой школе? Оказывается, у министерства были "добровольные помощники". И это выводит нас на самую интересную часть сюжета.

  Катализатор

  В первом же абзаце записки Стрезикозина читаем: "В Министерство просвещения РСФСР поступило письмо группы директоров школ и учителей г. Новосибирска, в котором критиковалась сложившаяся в Академгородке СО АН СССР организация работы общеобразовательных школ: тенденция к сосредоточению лишь в одной из них всех старших классов; осуществление неоправданной фуркации образования, наносящей урон делу обучения и воспитания" [л. 1].

  Уже из этой фразы видно нечто новое: "тенденция к сосредоточению" всех старших классов в одной школе. К дифференцированному обучению это никакого отношения не имеет, и в планы СО АН не входило. "Сосредоточение" классов стало побочным продуктом эксперимента. Вот как описывается это ключевое событие в записке Стрезикозина: "В ходе набора учащихся" во вновь открытые специализированные классы 130-й школы "выяснилось, что все наиболее подготовленные выпускники VIII классов школ № 166 и 162 оказались зачисленными в спецклассы школы № 130. Тогда директора школ № 166 и 162 поставили вопрос о выводе из этих школ в школу № 130 и слабо подготовленных учеников. С санкции Советского районо г. Новосибирска это мероприятие было осуществлено.

  Сосредоточив у себя всех девятиклассников Центрального микрорайона Академгородка, руководители школы № 130, по рекомендации Научного совета по школе при СО АН СССР, создали из них 4 специализированных класса (математический, гуманитарный, физический, химико-биологический) и один класс, работающий по обычной программе" [л. 1-2].

  Неожиданный приём всех выпускных классов соседних школ должен был стать для 130-й чрезвычайным событием, едва ли желательным. Непонятно, было ли это сделано в результате чересчур горячего обсуждения ("Тогда забирайте всех!" - "Ну и заберём!"), или у недовольных нашлись "убедительные доводы". Казалось бы, если эксперимент разрешён самим министерством, то чего можно опасаться 130-й школе? Может быть, приём учеников из соседних школ не входил в условия, прямо оговорённые Минпросом в его разрешении, и это позволило директорам школ 166 и 162 требовать уступок?

  Как бы то ни было, решение было принято, и обстоятельства эксперимента существенно усложнились. Отсюда - и то огромное количество троечников, которое затем выдвигалось как свидетельство некачественной работы, и сокращение числа специализированных классов на следующий год.

  Положение, сложившееся на начало 1967/68 учебного года, было трудным для 130-й школы, но и директоров конкурирующих школ (162 и 166) оно не устраивало. Повторение такой истории в следующие годы означало бы, что школы 162 и 166 навсегда остаются без старших классов. На следующий год директора этих школ "не только без санкции Министерства просвещения РСФСР, но и без официального разрешения Новосибирского облоно" открыли и у себя классы с углублённым изучением математики. Причём специализация здесь начиналась не с 9-го, а с 8-го (в 162-й - даже с 7-го) года обучения. Одновременно (1968) и 130-я школа понизила возрастную планку специализации, создав 8-й математический класс [л. 5-7]. По-видимому, началась конкуренция за сильнейших. И похоже, что школы 162 и 166 её не выдерживали: иначе трудно объяснить их жалобу, которая принесла вред не только соседям, но и им самим (разоблачение "подпольной" специализации).

  Но и этим дело не ограничивается. Как выясняется из записки Стрезикозина, попытки специализации классов предпринимались и раньше, причём не по воле 130-й школы. "Еще в 1965-66 учебном году на базе двух нормальных четвертых классов школы № 166 были созданы класс "в" из наиболее слабых учеников и класс "г" из сильных учащихся". Изучение прошлых и настоящих оценок этих классов вызвало критический отзыв автора: "За четыре года успеваемость учеников "слабого" класса "в" повысилась несущественно, а в "сильном" классе "г" снизилась" [л. 6]. Конечно, создание сильных и слабых классов имеет не тот смысл, что специализация на определённом предмете. Тем не менее, мы имеем дополнительное лыко в строку наличия питательной почвы для профильных классов в Академгородке. Дело не в том, что школы 162 и 166 вообще противились идее специализации классов, а в том, что они не смогли тягаться со 130-й школой.

  Подведём итог. Первая половина 1960-х годов - время, когда в Новосибирском Академгородке, как и по всей стране, в умах преподавателей и директоров школ всё более укреплялась мысль о необходимости специализированного обучения с разделением учеников по способностям и по интересам. Попытки воплощения этой идеи, начавшись как внутренние эксперименты школ 162 (сильный и слабый 4-й классы) и 130 (класс с углублённым изучением английского языка), летом 1967 года вылились в соревнование между школами за лучших учеников. "Группа директоров и учителей" школ 162 и 166, убедившись, что они проигрывают конкуренцию 130-й школе, нажаловалась в Министерство просвещения РСФСР на идеологически вредную подоплёку спецклассов, и чиновники с удовольствием ликвидировали эти эксперименты, несмотря на их поддержку Сибирским отделением АН СССР.

  Так попытка качественного развития образования, предложенная частью местного общества и сама по себе не вызывающая отторжения у большинства, была подавлена большинством общества, обиженным на обусловленный нововведениями передел сфер профессионального влияния.